С натуры, из «знакомой жизни» - и каждая вещь, предмет, подробность обстановки, расположение комнат, их «архитектура» со столь любимыми художником следами времени, характерными «погрешностями» против «чистоты стиля», бытовыми несуразностями и так далее. На чеховских героев, на мир, в котором они существовали, Симов смотрел с близкого расстояния, вплотную. Все, что происходило в пьесе «там, тогда», для него происходило «здесь, сейчас». Присущая искусству театра «двумерность» («там, тогда» - «здесь, сейчас» ) для него словно исчезала: обе пространственно-временные меры (с одной стороны, пьесы, с другой, спектакля) как бы сливались в одну, и перед зрителями представал очень личный рассказ художника о современной ему и им, зрителям, жизни.

Отсюда проистекало одно из главных качеств декораций Симова - их узнаваемость. Для первых зрителей Художественного театра они были, действительно, «сама жизнь», хорошо знакомая каждому. Так воспринималось большинство симовских декораций к чеховским спектаклям МХТ. Большинство, но не все.

И те, которые попадали в число «не всех» и в которых принцип «сама жизнь» вдруг не срабатывал, интересуют нас особо, так как именно в этих случаях художник сталкивался с целым рядом проблем уже общего характера. Среди них три имели наиболее важное, методологическое значение, потому что речь шла в конечном счете о пределах эстетических возможностей декорационного искусства того типа, который утверждался в Московском Художественном театре - о пределах как вообще, так и применительно к воплощению драматургии Чехова.