По смысловому своему содержанию созданная художником сценическая среда выражала самую суть пьесы - драматизм человеческих отношений. Как пишет сам художник, использованное им как принцип сценографического решения «соединение разного и разностильного должно было моделировать сложность, непроектность, случайность жизни и всего происходящего».

Бархинская «Чайка» открыла цикл сценографических решений пьес Чехова в первой половине 70-х годов. Центральными и определяющими работами этого цикла стали четыре постановки «Вишневого сада»: в оформлении М. Ф. Китаєва (1971, Молодежный театр, Таллин, режиссер А. Я. Шапиро), И. А. Иванова (1972, Ленинградский драматический театр им. А. С. Пушкина, режиссер Р. Горяев), Д.Л.Боровского (1973, театр «Вигсинхаз», Будапешт, режиссер И. Хорвая) и В. Я. Левенталя (1975, Московский театр драмы и комедии на Таганке, режиссер А. В. Эфрос). Рекомендуем вам создание сайтов киев.

Общим для каждого из художников было стремление найти такой образ, в котором дом и сад представали бы не в качестве, с одной стороны интерьера и, с другой, природы за его окнами, а как компоненты единой сценической композиции, полностью сочиненной художником и раскрывающей тему пьесы в самых разных ее аспектах.

Китаев, действуя присущим ему коллажным методом, создал многосложную по нюансам, эмоционально-изменчивую сценическую среду, красивую и в то же время тревожную. Мотивы дома Раневской, мотивы вишневого сада и мотивы эпохи рубежа веков фантастически переплетались, переходили друг в друга. Характерные для этой эпохи полосатые обои с растительным орнаментом, теряя свою обычную бытовую функцию, здесь покрывали не стены дома (которых, как и самого дома, просто не было), а образовывали единое - от пола до самого верха сцены - живописное пространство, становясь золотисто-розовым фоном - «подкладкой» коллажной композиции. Ее составляли самые разнообразные мотивы эпохи: вырезки из газет и журналов, рекламы, этикетки, фотографии Парижа и русских церквей, первой автомодели и первого аэроплана, семейные портреты, часы и так далее. Это был многоассоциативный образ исчезающего, неустойчивого мира чеховских героев, их сдвинувшейся с места жизни, образ, в котором - и узнаваемость точных, документальных деталей, и в то же время поэтическое обобщение.