Боровский поставил перед собой задачу дать своего рода новую аранжировку декорационной «прозы» Симова и Дмитриева, какой она представала в чеховских постановках Станиславского и Немировича-Данченко. Он трактовал их декорационную «прозу» в духе современной сценографической образности и в соответствии с той темой, которую он определил для себя как главную в чеховской пьесе. Это тема конца: Иванов - конченый человек уже к моменту начала спектакля, в его душе все умерло и застыло, происходящее больше не затрагивает его, он внутренне совершенно неподвижен, и единственный поступок, который остался на его долю,- финальный выстрел. Застылость, неподвижность, статичность и определяли то состояние, которое стремился выразить в зримом образе художник. Приобрести халаты недорого можно здесь.

Взяв за основу подлинные архитектурные мотивы русских усадеб XIX века и перенеся их на сцену МХАТа, Боровский соединил-срифмовал эти мотивы с мотивом голых осенних веток. Колючими, острыми графическими «штрихами» они иссекают, исчерчивают и колонны портика, и стены, и двери, и окна, как бы цепляются за архитектуру последним, уже безжизненным усилием, падают на пол, ломко хрустят под ногами. Этот образ, как всегда у Боровского, не сочинен, не придуман, а увиден в реальной действительности, в сохранившихся по сей день усадьбах, где в осеннее время года дом возникает сквозь ветки голых деревьев облетевшего парка,- увиден и поэтически претворен в драматичнейшую сценографическую композицию. В спектакле ветви словно приблизились вплотную к дому и, сохранив свою подлинную фактуру, превратились в графические «штрихи», которые были нанесены на архитектуру. Ее образуют фасадная часть дома с четы-рехколонным портиком и два боковых флигеля - характерный для ансамблей русского провинциального классицизма курдонёр со свободным пространством в центре, где и происходит действие.