Обратившись вторично, спустя четыре года после магдебургского спектакля, к «Трем сестрам», Серебровский попытался как бы соединить оба мотива: интерьер, каким он был в том спектакле 1979 года (только с небольшими, сугубо планировочными изменениями), и природу, решенную по тому же принципу, что и в «Иванове»: в глубине сценического пространства - осенний сад, а на первом плане - открытая в сад терраса, только на сей раз пустынная, без какой-либо мебели, с голыми дощатыми стенами, словом, уже покинутая людьми, опустевшая, лишенная жизни.

В том же направлении, что и Серебровский, искал решение «Трех сестер» С. М. Бархин, оформляя спектакль горьковского ТЮЗа (режиссер Б. Наравцевич). Однако если Серебровский в чеховских работах опирался на декорационную традицию Дмитриева, развивая ее в соответствии со своими собственными современными творческими задачами, то Бархин использовал дмитриевское решение «Трех сестер 1940 года только в IV акте, а для первых двух актов за основу взял оформление Симова к спектаклю МХТ 1901 года. Причем и в том, и в другом случае, применительно и к Дмитриеву, и особенно к Симову, действовал откровенно цитатным методом. И совсем уж прямой цитатой из спектакля 1901 года была фотография К. С. Станиславского в роли Вершинина, которая висела в гостиной Прозоровского дома в качестве портрета отца чеховских героинь. Вы можете разместить рекламу на щитах прямо сейчас.

Воссоздавая реальную обстановку жизни чеховских персонажей, какой она представлялась авторам той первой постановки пьесы и возрождая на современной сцене повествовательный язык симовской декорационной «прозы», Бархин сознательно отказывался от какой-либо поэтической его аранжировки (как это было у Боровского в «Иванове») и даже от обобщенности типа «русский пейзаж» или «русский интерьер» (имевший место в работах Серебровского).