В. Э. Мейерхольд, который, по словам Немировича-Данченко, «Чехова-поэта почувствовал лучше других» сравнивал «Вишневый сад» с симфонией Чайковского. Он писал Чехову о том, что режиссер, ставящий эту пьесу, «должен уловить ее слухом прежде всего».

Сопоставление Чехова с Чайковским находим и в трудах Б. В. Асафьева. Он неоднократно писал о влиянии на Чехова музыкального симфонизма опер Чайковского. Считал, что оперная драматургия Чайковского является «предшественницей лирической драматургии Чехова». «Лирику «Онегина» можно измерить всем тончайшим из словесной ткани Чехова»,- замечал далее Асафьев и, продолжая (уже в другой работе) это сопоставление, вспоминал также и о живописи В. Э. Борисова-Мусатова. Он писал: « слово в чеховской «Чайке» звучит, как живопись Борисова-Мусатова», имея в виду то свойство художника, что он «изображаемую им реальную среднерусскую природу переводил в интонации лирики, и музыкальной и поэтической». Прочитайте про процесс тиснения фольгой на бумаге тут.

О музыкальности и об особой ритмичности пишут и литературоведы, исследующие чеховскую прозу. Еще больше об этом качестве поэтики Чехова пишут авторы работ, посвященных его драматургии. Особое внимание этой проблеме уделяет Т. К. Шах-Азизова в книге «Чехов и западноевропейская драма его времени». Анализируя композицию построения пьес Чехова, Шах-Азизова приходит к выводу, что «специфика и соотношение четырех актов этих пьес позволяют говорить о них, как о своеобразной драматической симфонии». Напомнив далее, что о музыкальности чеховских пьес писали и Станиславский, и Немирович-Данченко, и многие критики: А. И. Роскин - о симфоничности «Трех сестер», Б. В. Михайловский - о слаженном контрапункте чеховских «полифонических построений», Шах-Азизова затем раскрывает особую сценическую действенность чеховской музыкальности: «Развитие и смена высоты, силы, темпа, тонов, контрастирующие в эмоциональном отношении акты - все это содержит неисчерпаемый запас сценичности».