Художник руководствовался задачей показать цветущий «белой пеной» вишневый сад как обобщенный образный мотив, создающий настроение весны, надежды, радости. Однако, чтобы осуществить эту задачу, пришлось и на сей раз пойти на целый ряд нарушений жизненной правды. Прежде всего жизнеподобие было нарушено самой планировкой декорации I действия: удачная с точки зрения мизансценирования и оправданная архитектурой интерьера, она оказалась совершенно нереальной по отношению к виднеющемуся за окнами вишневому саду. Первым на это обратил внимание сам Чехов в письме к О. Л. Книппер: «Получил план I действия. Дом будет двухэтажный, стало быть и покой-сад двухэтажный, но ведь во дворике, какой образуется этим покоем, солнца очень мало, тут вишни не станут расти» (курсив мой.- В. Б.). Несмотря на это весьма существенное замечание автора, театр оставил планировку неизменной и «посадил» вишни там, где они расти не могли. Таким образом, во имя зримого воплощения мотива вишневого сада режиссер и художник и тут сознательно пошли на нарушение жизненной правды. Нарушена она была также и в том (помимо планировочной нелогичности), что вишневый сад вообще не мог, по жизни, находиться близко к окнам господского дома. Это хорошо понимал и сам Симов: «Никак не укладывалось в представлении, чтобы вишни росли у самых окон дома ». Но выхода из создавшегося противоречия не видел и в результате смирился с ним и тем самым заведомо обрек себя (а заодно и Чехова) на последующую критику со стороны И. А. Бунина, критику, вполне справедливую с позиции требований жизненной правды.