Со знанием дела Бунин писал, имея в виду декорационное решение МХТ, но ставя при этом знак равенства между этим решением и замыслом автора, что «вопреки Чехову, нигде не было в России садов сплошь вишневых: в помещичьих садах бывали только части садов, иногда даже очень пространные, где росли вишни, и нигде эти части не могли быть, опять-таки вопреки Чехову, как раз возле господского дома, и ничего чудесного не было и нет в вишневых деревьях, совсем некрасивых, как известно, корявых, с мелкой листвой, с мелкими листочками в пору цветения (вовсе не похожими на то, что так крупно, роскошно цветет как раз под самыми окнами господского дома в Художественном театре)». Рекомендуем вам одинцово детский центр.

Если верить Бунину (вишневый сад вообще не мог, по логике жизни, быть виден в окнах), то следует, что ремарку Чехова вообще нельзя понимать буквально - вишневый сад в этой пьесе являлся для писателя скорее образом поэтическим, нежели характеристикой места и времени действия. Это почувствовал Станиславский и попытался выразить Симов. Противоречие же возникало потому, что художник решал эту совершенно новую для себя и для театра задачу, как уже говорилось, языком декорационной «прозы», функцией которой в спектакле являлось в первую очередь повествование о месте действия, о его характере, атмосфере, настроении. В результате и получилось, что в структуре декорационной «прозы» поэтический образ вишневого сада выглядел неправдоподобно. Такова первая проблема общего порядка, с которой столкнулся МХТ в работе над чеховскими постановками.

Вторая проблема касалась границ эстетических возможностей уже самой декорационной «прозы» как таковой.