«Послушайте! - рассказывал кому-то Чехов, но так, чтобы я слышал.- Я напишу новую пьесу, и она будет начинаться так: «Как чудесно, как тихо! Не слышно ни птиц, ни собак, ни кукушек, ни совы, ни соловья, ни часов, ни колокольчиков и ни одного сверчка».

А вот еще одно свидетельство: «А. П. Чехову, пришедшему всего второй раз на репетицию «Чайки» (одиннадцатого сентября 1898 года), один из актеров рассказывает о том, что в «Чайке» за сценой будут квакать лягушки, трещать стрекозы, лаять собаки.

- Зачем это? - недовольным голосом спрашивает Антон Павлович. Про биоламинирование волос негативные отзывы вы можете почитать тут.
- Реально,- отвечает актер.
- Реально,- повторяет Антон Павлович усмехнувшись и после маленькой паузы говорит: - Сцена - искусство сцена требует известной условности. У Вас нет четвертой стены. Кроме того, сцена отражает в себе квинтэссенцию жизни, не надо вводить на сцену ничего лишнего».

Чехов не поддержал этих поисков театра, потому что чувствовал исконную разнородность театра и литературы как видов художественного творчества. Он понимал невозможность буквального переноса на сцену образов, созданных искусством слова. В том числе и в первую очередь образов природы и окружающего героев мира вещей. Он сомневался вообще в возможности театра (во всяком случае, такого, каким он его знал) достичь того, что было достигнуто им самим в литературе - полной и несомненной иллюзии реальности, да еще к тому же выраженной с помощью точной и лаконичной детали. Он считал, что искусство сцены неизбежно требует известной условности - куда большей по сравнению с литературой и совсем иного качества.