Оркестр, по замыслу Мейерхольда, входил в спектакль в качестве равнозначного с актерами «действующего лица». Шестаков, воплощая эту постановочную идею режиссера, специально ищет в набросках и планировках места расположения оркестра: «Слева - духовые инструменты, которые будут сопровождать мужские обмороки, справа - струнные для женских обмороков, а посредине - рояль для «философских абстрактных моментов».

Вахтанговская «Свадьба» 1921 года и мейерхольдовские «33 обморока» 1935 года при всей их внутренней полемичности по отношению к чеховским спектаклям Художественного театра тем не менее в прямую полемику с ними не вступали. В них осваивался другой Чехов - водевильный. Мейерхольд так прямо и заявлял о своем нежелании ставить большие чеховские пьесы: «Чехов „Вишневого сада", „Трех сестер" совсем не близок нам сегодня».

Совсем в иные отношения с традицией чеховских постановок Художественного театра вступил спектакль «Вишневый сад», осуществленный в 1934 году режиссером А. М. Лобановым на сцене театра-студии под руководством Р. Н. Симонова. Это была открытая полемика с МХАТом, в 1929 году возобновившем свою постановку «Вишневого сада».

Пьеса Чехова была прочитана Лобановым и художниками Б. А. Матруниным (декорации) и Н. В. Кузьминым (костюмы), как социальная комедия. Интерпретируя таким образом пьесу, режиссер опирался в известном смысле и на самого.

Чехова, который считал, что написал не драму, а комедию, и протестовал против того, что на афише Художественного театра «Вишневый сад» назывался драмой. Лобанов пошел в этом направлении до предела: он резко и безжалостно высмеивал чеховских персонажей, подчеркивал их никчемность, паразитичность, лишал их какого-либо сочувствия. Объясняя позицию театра, Р. Н. Симонов писал: «Из наших глаз не капают слезы при рубке вишневого сада. Беспомощность Раневской нас не жалобит». Эта позиция, в сущности, совпадала с той, которую занимал по отношению к чеховским героям М. Горький.