К. Л. Рудницкий, рецензируя спектакль, отмечал, что «художник Н. Шифрин устремил свои усилия в другую (по сравнению с режиссурой.- В. Б.) сторону: его декорации прозрачны, лиричны, в них, особенно во втором акте, ощутима поэзия гибнущей красоты, чувствуется та «благоуханность» пьесы, о которой говорили зрители первого спектакля.

Но художник остался в одиночестве». Новые черты в оформлении Шифрина отмечала и М. Н. Строева: «Чужды этому спектаклю динамические декорации Шифрина не потому, что они «нечеховские» (так показалось некоторым зрителям.- В. Б.), а потому, что работа художника вступает в резкое противоречие с бытовой, близлежащей статикой актерского исполнения».

Тенденция разрушения жизнеподобной структуры пейзажно-интерьерной декорации 40-50-х годов посредством ее театрализации, открывшая дорогу к поискам сценографического воплощения более общих мотивов чеховской драматургии, особенно сказалась в работе Д. Д. Лидера над «Чайкой» в Челябинске.

Обратимся еще раз к статье Строевой, зафиксировавшей зримый облик и этой «Чайки»: «Громадное колдовское озеро поднялось и опрокинулось на зрителя Резко очерченная гладь отражает лишь перевернутые тонкие ветви березы, что одиноко протянулась через сцену. Там, наверху, у этой черной березы, вздувается легкий серо-голубой парус-занавес треплевской сцены. От нее шагают вниз широкие белые ступени. И все. Воздух, свет, простор. Атмосфера поэтичная в своей условной лаконичности и даже торжественности».

Уже из этого описания, а еще более из рисунков художника видно, что элементы декорационного повествования здесь сведены до минимума, они полностью уступили место открытой и разомкнутой структуре поэтической образности. Эта структура складывалась из следующих компонентов.