Структура поэтической образности складывалась и функционировала благодаря тому, что каждая деталь оформления представала уже не столько в ее характеристическом бытовом значении (как элемент пейзажа или интерьера), сколько в значении метафорическом и остроконфликтном. Это были своего рода «горькие «кляксы обыденщины», жестокой жизненной действительности, врывавшиеся резкими диссонансными аккордами в светлую, чистую духовную среду.

Таковы удочки рыбаков, расположившихся в глубине на берегу колдовского озера, они как бы иронически взлетали вверх в момент монолога Заречной.

Такова предотъездная композиция из чемоданов, коробок, пачек, а от мебели - одинокий, забытый на дорожке, идущей от первого плана в глубь сцены венский стул.

Таково в IV акте окно, заложенное книгами. Ими Треплев пытался как бы отгородиться от окружающего, замуровать себя в своем мире. Рекомендуем вам шатры для проведения свадьбы.

А в I акте - таковы пни от берез, которые, по представлению художника, Треплев велел срубить, чтобы сделать «зрительный зал» своего театра. Сохранена была лишь одна береза, но и та только лишь для того, чтобы прикрепить к ней занавес треплевского театра, причем она не оставлена такой, какова она в природе, а закрашивается Яковом вчерный цвет. «Все должно быть пусто и мертво, потому мешает живая береза»,- рассказывает художник. Более того, по его замыслу, в какой-то момент Яков ронял ведро с краской и она черной лужей заливала белый планшет сцены, растекалась между пнями.
Решение Лидером «Чайки» сразу же было оценено критикой как необычное. В нем явственно просматривались черты новой сценографической поэтики. Однако далеко не все, что было заложено в нем художником, смогло тогда реализоваться. Не случайно спустя почти два десятилетия Лидер вернулся к этой своей работе и сделал серию рисунков, в которых показал, какой ему хотелось бы видеть ту «Чайку».