Гармоничность интерьеров не в состоянии нарушить даже появление в доме новой хозяйки - Наташи, постепенно захватывающей его и вытесняющей чеховских героев. Их среда в решении Юнович исчезает просто как бы сама по себе вместе с их исчезновением - в результате неуловимого хода времени. Она словно растворяется в другой, враждебной ей среде, которая с самого первого момента сценического действия окружала интерьеры, лишенные стен и потолков, открытые со всех сторон, не защищенные никакой архитектурой. Эта другая среда, с самого начала окружавшая Прозоровский дом, имела в решении Юнович значение одного из основных лейтмотивов спектакля. «Читая пьесу,- вспоминает художник,- видела среду, в которой все надежды, все стремления, все мечты уходят в туман. Так возник серый тюлевый горизонт. Когда Тузенбах погибал, он уходил в туман и там раздавался выстрел. Что такое этот туман? Замкнутость? Нет. Открытость? Нет. Освобожденность? Нет. Весь Чехов такой!». Про дефицит внимания вы можете узнать у наших партнеров.

Таким образом, интерьеры, решенные в духе Дмитриевских декораций, оказывались в ленинградском спектакле погружены в пространство серого тумана, выражающего тему несбыточности надежд чеховских героев, их обреченности. Создавая интерьеры из предметов мебели и обстановки и используя в самой вещественной композиции каждого акта лишь одну-единственную архитектурную деталь (белая колонна, на которой в первом акте играли лучи весеннего солнца 44, или белая печь в III акте), Юнович в то же время вводила в каждом акте в качестве своего рода зримой архитектурной доминанты также и окна, которые возникали в глубине сцены, в туманном пространстве, за серым тюлем. В первом акте справа светилось окно, залитое майским солнцем, и около него стояла полная надежд и радости жизни Ирина. Во втором - уже слева «проявлялось заиндевелое окно зимы, в котором Андрей постигал холод своей судьбы». В третьем -окно, залитое заревом пожара.