Необычайность выражалась прежде всего в попытке впервые в постановке чеховской пьесы создать сценическую композицию, в которой симультанно соединялись интерьер и пейзаж. Однако сделано это было еще несколько механистически: интерьерная обстановка как бы лишилась стен и потолка и в глубине сцены в результате этого стали видны деревья парка. Они-то и составили изобразительный фон, призванный воплощать тот самый тревожный лейтмотив спектакля, о котором писал Эфрос: затерянность и нелепость жизни. В этом стремлении раскрыть средствами своего искусства один из общих лейтмотивов пьесы художники, в сущности, следовали в том же направлении поисков, что и Юнович, и Пименов. Но в отличие от работ старших мастеров их решение оказалось иллюстративным. К тому же нарисованный на заднике пейзаж стилистически расходился с располагавшейся на его фоне обстановкой: он был выполнен вполне реалистически (острая графика голых осенних стволов с черными гнездами), в то время как в предметах интерьера, в вещах, в люстре, наконец, в характерном орнаменте, покрывавшем портальные кулисы, художники стремились передать стиль модерн. В свою очередь, спорным оказалось и то, как художники интерпретировали сам стиль модерн: этот стиль, самая суть которого заключалась в его панэстетизме и его своеобразной духовности, здесь использовался, напротив, в негативном смысле - для создания бездуховной среды, в которую помещались чеховские персонажи в этом спектакле, и для придания ей черт утрированной манерности, вычурности, пошловатой красивости 157 и так далее. А в результате такой негативной интерпретации стиля модерн идея решить чеховскую пьесу через этот стиль оказалась скомпрометирована и открывшиеся было в ней перспективы нового ракурса декорационного решения Чехова остались нереализованными.