Повествовательный же, так сказать, «прозаический», бытовой пласт чеховской драматургии (тот пласт, который являлся, как мы помним по первой и второй главам, основным объектом сценического изображения для декорационного искусства на предыдущих этапах работы театра над чеховской драматургией) как бы несколько отошел на задний план. Возвращение его в чеховские спектакли, поиски синтеза повествовательной и поэтической структур сценической образности и станет содержанием следующего периода - второй половины 70-х и начала 80-х годов.

Характерным явлением второй половины 70-х годов, вызванным к жизни новой волной интереса театра в целом и его искусства сценографии к традициям декорационной «прозы», было обращение художников к оформлению типа «окружающей среды». Этим термином стали обозначаться сценографические решения спектаклей, которые ставились не на обычных сценических подмостках, отделенных от зрительного зала рампой, а в реальной окружающей среде, не разделенной на зрительское и сценическое пространства, а общем и для публики и для актеров. Оно могло быть, в принципе, самым различным, каким угодно: репетиционное помещение, фойе, просто комната, наконец, оно могло вообще находиться вне здания театра. Так, спектакли игрались в спортивном зале и в учебной аудитории, в вагоне идущего своим обычным рейсом пригородного поезда и в крестьянской избе, на берегу моря и в парке.

Естественно, что эта тенденция (как и все другие, о которых шла речь выше, например, поиски сценографических решений «большого стиля» в спектаклях первой половины 70-х годов) носила общий характер. На чеховских постановках она лишь отразилась, оказавшись, однако, очень уместной и очень плодотворной. Особенно для спектаклей по прозаическим произведениям писателя - «Жалобная книга» (1977, Московский театр драмы и комедии на Таганке), «Дуэль» (1978, Московский драматический театр им. Н. В. Гоголя, режиссер Е. Лисконог), «Дом с мезонином» (1980, Театр им. М. Горького, Ростов-на-Дону, режиссер Ю. Еремин).